DOI: 10.7256/2454-0757.2022.10.39020

Аннотация: Статья анализирует тему живописи в философии Жака Деррида, обращаясь к одной из его определяющих работ по этой проблематике: «Истина в живописи». Последовательно рассматривая четырехчастную структуру данной книги, автор затрагивает такие концепты деконструкции, как «парергон», «паспарту», «картуш» и другие. Отдельный интерес вызывает проблема истины в структуре изобразительного искусства – эта тема проходит сквозной темой через всю работу Деррида. При этом философ отказывается от классического онто-гносеологического аспекта истины в контексте истории искусства. Картина не ограничивает себя репрезентацией некоего объекта или истины, закрепленной за ним. Она пересекает черту, переполняя свои границы. Вот почему логика произведения искусства – это с неизбежностью логика кантовского парергона. В книге «Истина в живописи» Деррида переосмысливает все аспекты художественного творчества. Для Деррида живопись – это, прежде всего, действие и правильнее всего ставить вопрос: «Что делает эта картина?». Картина в производимом действии отрывается от условий изображения, уходит от дискурса, приводя в движение различие. Структура живописной работы состоит не из присутствия или репрезентации, а из проекции движения. Картина безмолвна и пребывает вне языка, непредставима и неоднородна, внеположна любому дискурсу, несводима к любому тексту и не подлежит архивации несмотря на все усилия музейных инстанций.

DOI: 10.7256/2454-0757.2021.12.37118

Аннотация: В статье анализируется тема книги в философии Жака Деррида, а также неизбежность трансформации её привычных форм. Тема книги является центральной, по меньшей мере, в трех текстах Жака Деррида: «Конец книги и начало письма», «Вне книги» и «Грядущая книга». Однако, в процессе, анализа автор выходит за границы этих трех работ философа, помещая проблему «грядущей книги» в более широкий контекст дискурсивных практик Деррида. Книге в той форме, которую мы знаем, и которую мы безошибочно узнаем, угрожает дисперсия, то есть рассеивание её привычной структуры и распад сложившейся целостности. Прежняя тотальность линейного письма, органически связанная с формой книги, уступает место новым формам подачи информации и её архивирования. В настоящей статье автор показывает, как Жак Деррида эксплицитно выстраивает форму «грядущей книги», впуская её в горизонт своего письма, и тем самым, меняя саму его структуру и ткань. Целый ряд текстов Жака Деррида отличает полифоничность, структурная сложность, «загрязненность» цитатами и даже разорванность на отдельные фразы, слова, а подчас и звуки, фонемы, слоги. Всё это приводит к разрушению привычных для нас правил чтения и с необходимостью вынуждает формировать абсолютно новые стратегии восприятия письма и книги, а также всех тек практик, которые с ними неразрывно связаны.

DOI: 10.7256/2454-0757.2020.7.33570

Аннотация: Предметом исследования выступает проблема рисунка в философии Жака Деррида и, в частности, так называемая «гипотеза ослепления», которую Деррида высказывает в работе «Мемуары слепого: автопортрет и другие руины»: «рисунок… и операция рисования должны иметь некое отношение к ослеплению». Деррида исследует эту устоявшуюся онтотеологическую традицию классической метафизики: ослепление здесь становится необходимым жертвенным актом, условием, делающим возможным переход от физического ока — к духовному, поэтому Деррида описывает это как «жертвенную» экономику, которой с неизбежностью следует художник, каждый рисунок которого оказывается пророчество слепца, обозначающим горизонты грядущего.   Эксплицируя обозначенную гипотезу Деррида, мы обращаемся не только непосредственно к тексту «Мемуаров слепого» и документально-нарративному фильму его сопровождавшему, но также стремимся реконструировать одноименную выставку, состоявшуюся в Лувре в 1990 году, куратором которой также выступил Деррида. Сопоставление этих трех пластов позволило полнее раскрыть «гипотезу ослепления», и вписать её в более общий философский контекст деконструкции, а также переосмыслить проблемы фигуративности рисунка, его миметического и репрезентативного характера. Мы приходим к выводу, что сущность рисунка никак не связана с видимым, и его исток лежит всецело на уровне памяти.

DOI: 10.7256/2454-0757.2019.10.31005

Аннотация: Предметом анализа выступают проблемы живописи и, особенно, рисунка в философии Жака Деррида. В качестве отправной точки исследования мы выбрали опыт совместного творчества Жака Деррида и итальянского художника Валерио Адами, отразившийся в создании 500 шелкографий, а также попытку осмысления этого художественного опыта совместного творчества и двойной подписи в статье Деррида «+R (par dessus le marché)», вышедшей в 1975 году и явившейся первой публикацией философа, выстроенной вокруг проблемы рисунка. Автор стремимся показать, как дискурс Деррида накладывается на графические практики Адами, образуя, своего рода, взаимное притяжение линии и письма. Несмотря на значимость темы искусства в философии Жака Деррида, в настоящий момент на русском языке нет ни одной работы, которая хоть сколько бы то ни было обстоятельно затрагивала данную тему. Главная проблема искусства XX века в понимании Деррида – это не дилемма абстрактного и фигуративному, но дискурсивная природа фигуры, то есть её особая конфигурация в виде письменного следа.

DOI: 10.7256/2454-0757.2016.8.19747

Аннотация: Предметом исследования является проблема смерти в философии Жоржа Батая. Тема смерти у Батая неразрывно связана с темой сообщества. Именно из этой связи рождается определение сообщества в качестве «суверенного» и «сакрального». Любое сообщество, любое движение совместного опыта выстраивает себя вокруг некоторого сакрального ядра, способного превратить «категорию смерти в принцип жизни, категорию падения – в принцип избытка жизненных сил», что соответствует двойственной природе сакрального: оно одновременно высокое и низкое, чистое и отталкивающее, священное и проклятое. В большинстве случаев в работах Батая понятия не стоят на месте: они скорее непрестанно путешествуют по поверхности текста, ускользая в силу своей предельной динамичности от любой систематизации, поэтому мы не ставили перед собой задачи целостного анализа темы смерти, но стремились лишь очертить метафорику его текстов. Предпринимается попытка представить опыт суверенного сообщества Батая посредством совмещения двух перспектив: реального (сообщество сюрреалистов, «Контратака», «Ацефал», «Коллеж Социологии») и идеального сообщества. Батай показывает, что сообщество вовсе не требует целостности, напротив, оно предполагает утрату «части своего собственного бытия», сотворение себя своим умиранием. Это то, что философ называет «практикой радости перед лицом смерти».

DOI: 10.7256/2454-0757.2015.2.14332

Аннотация: Статья рассматривает взаимную сопряженность ряда позиций и идей картезианства и психоанализа. Перечитывая различные тексты Декарта и Фрейда, автор показывает влияние картезианства на возникновение узловых понятий психоанализа. В центре статьи находятся такие категории как «вытеснение» и «след», при этом автор показывает, что уже на уровне картезианства мы сталкиваемся здесь не только с совершенно новой постановкой проблемы темпорализации, но и критикой метафизики присутствия, в дальнейшем развитой психоанализом и деконструкцией. Статья обращается к структуре картезианского дискурса, акцентируя внимание на метафоре «истинного пути», выступающей методологическим основанием мысли Декарта и, одновременно, её сквозным ориентиром. Философия Декарта уже содержит в себе парадигмальную установку на отказ от понимания бытия в качестве наличного; он многим прежде Фрейда показал, что след не является лишь простым инвестированием в проект присутствия, но оказывается структурой, которая делает возможным вытеснение как таковое. Обращаясь к феномену памяти в философии Декарта, автор статьи показывает, что именно на этом уровне можно обнаружить фундаментальную расщепленность картезианского субъекта.

DOI: 10.7256/2454-0757.2014.8.12443

Аннотация: Обращаясь к корпусу текстов Рене Декарта, статья рассматривает проблему экспозиции тела в структуре бытия. Сопоставляя понятия протяженности и тела, автор ставит своей целью анализ пространственной модели восприятия телесности в картезианстве. При этом сама пространственность тела трактуется здесь онтологически, как «развертывание его телесного бытия». В картезианстве тело вписано в структуру бытия, и именно поэтому онтология тела здесь, как отмечает Жан-Люк Нанси, «является онтологией в собственном смысле». В целом следуя топологическому методу описания телесности, безусловно доминирующему в текстах Декарта, автор в то же время совмещает его с феноменологической линией анализа Мерло-Понти. Действительно, Декарт анализирует тело исключительно пространственно, но неверно было бы считать, что пространство детерминирует собой тело. Скорее, само тело в картезианстве есть купирование, отчуждение пространства. Именно в этом отчужденном пространстве Декарт развертывает «машину нашего тела», то есть тело в своей буквальности, конкретное и функциональное. Автор статьи также приходит к выводу, что дедуктивный метод Декарта берет свое начало в анатомических практиках: анатомия не занимается целым и сплошным телом, но телом, поделенным на части, что позволяет исследователю определить составные элементы его общей механики.

DOI: 10.7256/2454-0757.2014.3.10903

Аннотация: Статья, посвященная проблеме телесности в философии Рене Декарта, последовательно рассматривает возникновение практики картографического описания телесности, впервые столь полновесно использованной именно Декартом, а во второй половине XX веке, развитой Жилем Делезом, Жан-Люком Нанси и рядом других философов. Целью настоящей работы является выявление узловых моментов функционирования тела в картезианстве, некоторых схематизмов телесного поля, буквальности его машинерии («тело-машина» Декарта). При этом автор отходит от привычного дуалистического прочтения проблемы телесности в картезианской философии. Статья обращается к метафорической структуре текстов Декарта, делая акцент на анализе ряда риторических и стилистических фигур, во многом определяющих мысль Декарта. Работа переосмысливает отношения внутреннего и внешнего, показывая, что внутреннее у Декарта никогда не сводится лишь к внутреннему пространству тела, замкнутого на себе, но всегда уже открыто, обращено к внешнему и определяет саму выставленность субъекта во вне, в пространство экзистенции. Кроме того, автор показывает, что тело функционирует в картезианстве исключительно в качестве объекта потери, и, отсюда, собственно эта радикализация тела: нет объекта существенней, нежели тот, который утрачен. Картезианское тело всегда функционально и органически избыточно, но именно эта избыточность обнаруживает, в конечном итоге, его радикальную пустоту. Этот телесный дискурс, где мысль о теле с неизбежностью касается «стойкой чужеродности» самого тела, автор статьи определяет в качестве «картезианской купюры».